Ступень третья. Часть первая [СИ] - Инди Видум

выглядеть невозмутимо, но некоторая нервозность в движениях присутствовала, что означало: выдернули его из уютной кровати не зря — лазаревская охрана не заметила, как проник Глазьев с подручным. В чем-то Роман оказался прав: его личная магия оказалась покруче артефактов, не учел он лишь того, что артефакты были мои.

Бледных протянул Лазареву-старшему тонкую папку, в которой лежал один-единственный листок с одним-единственным предложением: «Ничего не зафиксировано». Лазарев-младший туда тоже заглянул, а мне показывать не стали хотя не так давно пообещали. Я не расстроился, поскольку уже успел посмотреть, применив магию.

— Наша охрана неправильно интерпретировала сбой, — сказал для меня Лазарев-старший, пытаясь сохранить лицо. Как-никак, одно дело, если не поняли, что случилось, а другое — если ничего не заметили. — Виновные будут наказаны.

— А вы уверены, что это не договорняк с Глазьевыми? — скептически спросил Серый. — Как это можно было не заметить двух вломившихся магов? Наш охранник говорит, что они топали и орали дай боже.

— Мы проверим, — сказал ему Кирилл недовольный тем, что приходится общаться с человеком, которого он считает много ниже себя. — И если выяснится, что была договоренность, охрана ответит.

Он поставил защиту от прослушивания, накрывшую только своих, но сквозь которую я тут же пустил тонкий щуп подслушивающего заклинания, никем не замеченный.

— Роман Александрович, что это за ерунда? — зло спросил Кирилл. — У нас два нарушителя, а вы мне заявляете, что ничего не зафиксировано? По-вашему, их Елисеевы с собой привезли и влупили посреди автоклавного зала?

— Я бы не исключил такой вероятности, — ответил Бледных, покосившись на меня. — С этим молодым человеком очень много непонятных моментов. Я бы даже не исключил того, что он нас сейчас слушает.

— Это вы бросьте, — возмутился Кирилл. — Моя защита не из последних. Этот недоносок через нее не пробьется.

Его слова меня даже не покоробили, поскольку я давно знал, что он меня недолюбливает.

— Не смей! — неожиданно взбеленился Лазарев-старший. — Ярослав — твой сын, точно такой же, как Андрей.

— Только Андрей не приносит мне столько проблем, — зло огрызнулся Кирилл.

— Потому что его проблемы до недавнего времени решал я, — отбрил его отец. — А Ярослав, между прочим, старается решать свои проблемы сам, не вмешивая нас по возможности. То, что он нас вызвал сегодня, говорит об уважении к нам и нежелании нам создавать проблемы с Глазьевыми.

Бледных молчал, но он явно без одобрения выслушивал Кирилла, на меня же посматривал даже с некоторой толикой уважения, что было довольно странно чувствовать, поскольку чаще я сталкивался с недооценкой и пренебрежением.

— О боже, — выдохнул Кирилл, ничуть не убежденный словами отца. — Да если бы его не было, у нас и проблем не возникло бы с Глазьевыми.

— Но не с системой безопасности, — отметил Лазарев-старший. — Дыра в системе безопасности существует вне зависимости от Ярослава, и нам нужно понять, где она, и заткнуть, чтобы никто больше не воспользовался.

Глаз тихо делился с Серым своими впечатлениями от неудачливого налета, я же только делал вид, что участвую в беседе, а сам продолжал слушать Лазаревых. Но они больше ничего интересного не говорили. А с дырой в системе безопасности тыкали пальцем в небо. Спроси они меня, я бы им непременно указал, исключительно из уважения к Андрею Кирилловичу, но ко мне они и не думали обращаться, а сам я вмешиваться в их разговор не собирался.

Наконец появился и Глазьев, выглядевший растерянным, чего скрывать не хотел. Правда, это совсем не означало, что он действительно был растерян, а не только хотел таковым казаться.

— Андрей, не могу поверить, что это правда, — с порога сказал он. — Неужели вы действительно задержали Романа?

— Увы, Егор, увы, я сам верить не хотел, но… — Развел руками Андрей Кириллович. — Можешь сам посмотреть. Он в стазисной ловушке Елисеевых.

При моем упоминании Глазьева перекосило, но он наконец соизволил меня заметить и даже ответил на приветствие небрежным кивком, после чего прошел в нашу автоклавную и смог увидеть сына. На мой взгляд, статуей тот выглядел замечательно, но похоже, его отцу так не показалось, потому что он больше осматривался, чем изучал Романа.

— Что ж вы его на входе не задержали, Андрей? — спросил он.

— У наших охранников четкая инструкция: задерживать только тогда, кода понятна цель нарушителя, — не моргнув глазом ответил Кирилл.

Я не исключал, что такая инструкция действительно есть, и тогда он не соврал, а лишь умолчал часть правды. Но мне этот цирк с расшаркиваниями начинал приедаться.

— Так что будем делать? — спросил я. — Вызываем полицию или вы будете откупаться?

— Откупаться? — фальшиво удивился Глазьев. — Ярослав, неужели тебе мало тех денег, что мы уже заплатили?

— Те деньги, что вы заплатили, не дают вам право на уничтожение моей собственности сегодня, — заметил я. — Нет, считаете, что платить не надо, я вызову полицию, и на этом закончим.

— Сколько? — зло оскалился Глазьев.

— А во сколько вы оцениваете свободу своего сына?

— Положим, он долго за решеткой не просидит, выйдет под залог, — задумчиво прищурился Глазьев. — Посидеть, подумать о своем поведении ему будет даже полезно.

И тут я понял, что меня все эти танцы задолбали. Середина ночи, я хочу спать, а не торговаться. В конце концов, физиологически я — обычный подросток и у моего тела есть потребности, которыми я нещадно пренебрегаю. И дернуло же меня позвонить Лазареву! С Романом ничего бы в стазисе не случилось до утра, не испортился бы. Поговаривали, что длительное нахождение в стазисе влияет на мага не в лучшую сторону, вот и проверили бы заодно. Я зевнул и заявил:

— Если вас не пугают репутационные потери, то меня этот вариант полностью устраивает. На нем и остановимся. Извините, Андрей Кириллович, что вас разбудил, но я был уверен, что скандал никому не нужен.

Я достал телефон, делая вид, что собираюсь звонить.

— Не торопись, Ярослав, — торопливо бросил Глазьев. — Ты прав, скандал нам не нужен. Сколько ты хочешь?

— Ваш сын, он же не дешевле вашей шпионки, за которую вы заплатили двадцать миллионов?

— Мы тебе заплатили не за Ермолину, а за изменение условий договора, — поморщился Глазьев. — Сама Ермолина гроша ломаного не стоит.